100 дней без еды, или Жизнь после самоубийства

1 февраля сего года 27-летняя Юлия Адамовна Суппес решила покончить жизнь самоубийством. И у неё хватило решительности привести приговор, самой себе вынесенный, в исполнение. Она сначала хотела пойти на мост и с него броситься в Иртыш, но потом испугалась: вдруг передумает, пока до него доберётся. Если уж решено свести счёты с жизнью, то делать это нужно немедленно, пока всё в одной точке сошлось, удавкой вокруг шеи легло и дыхание перекрыло. А то ж отпустит, свежего воздуха глотнёшь, и снова жить захочется с утроенной силой. И Юля не стала ждать, пока отпустит, подошла к кухонному шкафчику, достала бутылочку с уксусом, срезала с неё плотную полиэтиленовую крышку и – выпила разом всё её содержимое.
Тотальное поражение пищевода и желудка - такой диагноз поставили Юле врачи, как только она к ним попала. Первые двое суток после случившегося она провела в реанимационном отделении центральной городской больницы. Врачи в буквальном смысле боролись за её жизнь, с которой молодая женщина так запросто решила расстаться. Когда на третий день её перевели в общую палату, она написала расписку, что не имеет ни к кому претензий, и ушла. Она тогда могла ещё ходить. Есть, пить – не могла, а ходить у неё получалось. А дальше всё как в страшном сне: больницы, выписки, снова больницы. На каком-то этапе ей вывели трубку через живот, по которой принимаемая пища и вода тут же выводились (и сейчас выводятся)  наружу. Больше никаких кардинальных вмешательств со стороны медиков в организм 27-летней женщины-самоубийцы, чудом оставшейся в живых, не было.  Может, потому, что врачи посчитали борьбу за жизнь человека, выпившего столько уксусу, бесполезной. А может, по другим каким-то причинам, нам неведомым. Но неделя летела за неделей, месяц за месяцем, пациентка не умирала, хотя и лучше ей не становилось, только хуже. Сегодня Юля весит ровно столько, сколько весит её скелет и натянутая на него кожа. Она уже не ходит, не говорит и даже не плачет. Но она хочет жить. И сила самого главного теперешнего её желания такова, что только благодаря этой силе она и не умирает.
 А раньше то и дело хотелось умереть. Не постоянно, конечно, но время от времени – накатывало. Потому что семья, в которой родиться довелось, неблагополучная. Пьянки да гулянки, не до детей, не до их счастливого детства. Собственно, и семьи-то как таковой не было никогда. Была одна горемычная мама Люба, у которой в разные годы две дочери от разных мужей народились. И уж так им обеим досталось, что и не выскажешь в двух словах – как. И в трёх не выскажешь. Из не очень светлого детства им запомнились больше всего голод, побои и ночёвки под уличными кустами прямо на голой земле, в лучшем случае на траве. Но всё-таки обе девочки выросли, старшей повезло вырваться из замкнутого круга нищеты и всепоглощающей зависимости от обступивших неблагополучных обстоятельств. Она замуж благополучно вышла и  в другой город уехала. А младшую Юлю, когда она в шестом классе училась (если можно то время учёбой назвать), оформили в детский дом. При живой матери выросла в детдоме. А когда выпустилась во взрослую жизнь, тут же замуж за такого же, как она, сама детдомовского выпускника выскочила. Он ничего не умеет, и ничего у него нет. И у неё ничего нет, и ничего она не умеет. Весело. У них таким путём двое детей родились, тоже две девочки. Старшей пять лет недавно исполнилось, а младшей – полтора. Сегодня обе в Доме малютки находятся. Старшая очень любит свою маму Юлю. И младшая тоже любит, только чувства свои пока не может отчётливо выразить. Обе ждут, когда их мама заберёт к себе обратно. А мама бы и рада забрать и заботиться о дочках изо всех своих материнских сил, да сил-то теперь у неё нет, не то что материнских, вообще никаких. О ней самой теперь заботиться нужно. Памперсы менять, пелёнки стирать, перевязывать, с пролежнями бороться, кормить, в конце концов. Хоть и не идёт еда на пользу, хоть наружу тут же выходит, всё же кормить человека необходимо. Практически круглосуточный уход Юле сегодня нужен. А ухаживать-то за ней толком некому. Муж на горизонте после случившегося не показывается. Мама Люба в прямом смысле на коленках побирается у Воскресенского собора (ноги ей ампутировали, потому что она их отморозила, ночуя лютой зимой в нетопленной избушке), тоже у дочери не была ни разу. Не встряхнула, похоже, её семейная драма с неудачным самоубийством дочери, притуплённый материнский инстинкт не обострила. Так бы и лежала Юля одна на больничных койках без помощи и без поддержки со стороны родственников, если бы не семидесятилетний дядюшка, старший брат шестидесятипятилетней мамы Любы. Николай Иванович - инвалид детства, ему самому помощь необходима. Но он, когда всё это случилось, каждый день опирается на свой костыль и топочет к племяннице. Памперсы, пелёнки и всё остальное, без чего Юле не обойтись, из своей минимальной пенсии покупает. Отчаянию  старается не поддаваться, но оно его временами охватывает, оттого что детей из Дома малютки забрать не может, оттого что вот уже больше трёх месяцев прошло, а улучшений нет никаких. Но, с другой стороны, раз Юля сразу не погибла и до сих пор, несмотря ни на что, жива, значит, Всевышний подарил ей шанс – жить, воспитывать своих детей, исправлять ошибки и, учитывая весь опыт от урока, который она сама себе преподнесла, учиться жить заново. Юля очень хочет воспользоваться этим шансом, старается изо всех сил, которые в ней ещё теплятся, не упустить своего шанса на жизнь, превозмогая неутихающую боль, борется за неё, терпеливо, молчаливо, отчаянно.
Самоубийство – смертный грех, ничуть не меньший чем убийство.  И помимо морального аспекта, когда нужно понимать, что добровольный уход, также как насильственное убийство другого человека,  причиняет горе близким людям, порой ломает их судьбы, здесь ещё религиозный аспект имеется. Чуть больше веры, и тогда бы мы прозрели до недоказуемой истины: за всё рано или поздно придётся заплатить. А если платить уже нечем (чем заплатишь, если ты жизнь сам у себя отнял?), тогда что?
Мне кажется, самоубийцы в самый последний момент доходят до понимания ответа на этот вопрос: тогда им предначертано что-то очень уж страшное. Они пугаются и пытаются изо всех сил сделать обратный ход, вернуться к начальной точке отсчёта, отменить самоубийство. Но, когда уже летишь с верхнего этажа городской многоэтажки, или задыхаешься от затянувшейся на горле под тяжестью собственного тела петли, времени на обратный ход не остаётся. Всё время, отпущенное лично тебе самим Всевышним для пребывания в человеческом теле на планете Земля, мгновенно улетучивается  из твоей котомки, как выпущенный на свободу воздух из лопнувшего неожиданно шарика.  Собрать этот воздух обратно в какую-нибудь другую ёмкость уже не представляется возможным. Также и времени, улетучившегося в момент сделанного шага в пропасть, не вернуть. И то, что Юля выжила и после ста дней голодовки продолжает жить, иначе как чудом не назовёшь. Изо всех сил она борется за жизнь и как никогда нуждается в помощи, прежде всего, медицинской. Как всё дальше сложится, пока непонятно. Когда я на прошлой неделе  встретилась с ней в больничной палате, она попыталась рассказать о себе, о причинах, подтолкнувших её на страшный шаг, но практически моментально выбилась из сил. Прошептала только на прощание: «Я буду жить!» А когда я начала уже писать про неё, чтобы попросить горожан, нас с вами, откликнуться и кто чем может – помочь, Юля снова попала в реанимацию. Но она обязательно выберется изо всех передряг и останется в живых. Она обещала.
 Примерно тысяча тенге в день уходит у Николая Ивановича на самые первоочередные Юлины нужды (памперсы, мази, бинты, пелёнки). Кроме того, ещё ж еду, какую-никакую, покупать для неё необходимо. А вся пенсия у него 34 тысячи тенге составляет. Чтобы ещё и самому на жизнь оставалось, приходится пожилому человеку каждый день подрабатывать: кому грядки вскопает, кому забор починит или чем-нибудь ещё по хозяйству поможет. Кто чем отблагодарит, на том и спасибо. «У меня нервы притуплённые, - рассказывает он про себя, - я если шапку день поношу, мне потом ещё три дня кажется, что она у меня на голове. У меня мама фронтовичка была, и отец-фронтовик. Когда я в 47-м году у них родился, голод был. Может, поэтому, может, ещё почему, только я родился инвалидом. Из детства ничего не помню, только то, что родственники мне рассказывали, то и знаю. Работать мне нельзя было, но я работал. Тяжелые работы всегда выполнял, потому что, с одной стороны, образования у меня никакого не было, а с другой – надо же было как-то выживать. Я думаю, что благодаря только своим притупленным нервам я всё это могу ещё выносить. Был бы нормальным человеком, с такими же как у всех нервами, с ума бы, наверное, сошёл». Ну, сошел бы с ума Николай Иванович или нет - неизвестно. А за то, что не сошёл и племяннице помогает, - низкий поклон и спасибо. Правда, если бы его самого кто-нибудь поддержал, в смысле, не его самого, а Юлию, стремящуюся выжить и выздороветь, было бы здорово. Телефоны для связи с ним и с Юлией такие: +7 747 685 75 12, 54-45-52 (дом., Николай Иванович), +7 777 853 19 31 (Юля).
Случаи суицидов среди молодых людей и подростков заметно участились. Рассуждать на эту тему можно бесконечно много, только желающих заглянуть по ту сторону земного бытия меньше не станет. Их не станет меньше до тех пор, пока мы кардинальным образом не поменяем акценты на жизненно важных общественных ценностях, не перестроим иерархический их ряд. Акценты сегодня расставлены таким образом, что и с экранов телевизоров, и из бесконечного потока информации во Всемирной сети, из публикаций в газетах и глянцевых журналах можно однозначно понять только следующее: современный человек должен быть успешным, здоровым, богатым, счастливым. И при этом ему не нужно особенно напрягаться. Всё самое лучшее должно у него быть  само по себе только потому, что он – современный человек. Преодолевать трудности у нас теперь не модно. Модно ничего не делать, или делать как можно меньше и  при этом иметь всё или как можно больше. У нас каждый молодой человек как инкубаторский цыплёнок, имеющий свободный доступ к кормушке и поилке, должен иметь дорогой мобильник, оснащённый Интернетом и всеми сопутствующими прибамбасами. Он должен иметь доступ (другими словами, деньги) к хорошему образованию. У него должна быть новёхонькая машина. Он должен хорошо одеваться. У него должны быть ошеломительные перспективы. Он должен суметь «вписаться» в бездушно-меркантильный мир окружающего его пространства.  Далеко не у всех получается - вписаться. И далеко не каждый находит для себя приемлемый альтернативный выход.  Ведь далеко не каждому современному человеку в голову придёт искать выход в приобщении к духовным ценностям, которые поистине бесценны. А в результате и сама жизнь постепенно обесценивается. До тех пор обесценивается, что и попрощаться с нею не жаль случается. Хотя из опыта выживших после суицида так само собой получается, что всё-таки жаль, жаль расставаться с жизнью, какой бы она ни была трудной и как бы ни соответствовала общепринятым представлениям о счастье.
Берегите себя и своих близких, хотелось бы сказать напоследок. Всё можно исправить – пока ты жив. И ничего нельзя предпринять, если ты уже умер. А Юлия Суппес невероятным образом осталась жива, стало быть, ей можно ещё помочь.
Наталья ДРОЗДЕЦКАЯ